Когда она ушла, Гувер почувствовала себя неуютно и прошла на кухню, справедливо полагая, что никому не станет хуже, если она сделает кофе.
— Рене. — Сказала Рэйчел, глядя на дочь. — У нас гостья.
— Опять кто-то из агентов?
— Мой второй номер. Она очень напугана и растеряна.
— Из сирот или из отбора? — Спросила Рене, бывшая в курсе дел матери.
— Из сирот. И она совсем не покидала базу до сегодняшнего дня.
— Ее, наверное, многое удивляет.
— Скорее отталкивает, детка.
— Я поняла. А вообще как она?
— Она очень умная девочка, Рене.
— А ты правда очень умная? — Вопрос маленькой зеленоглазой шатенки застал Гувер врасплох.
Она оказалась не так плоха, как боялась Мерида. Совсем не капризная, может чуть взбалмошная и несобранная, но от ее ошибок не зависела ничья судьба. От Рене исходила та же теплая уверенная энергия, что и от Рэйчел, казалось, она знает как жить, и как поступать правильно и ничто не способно выбить ее из душевного равновесия. Даже завидно.
— А вы очень похожи. — Невпопад ответила она.
Рене просияла от гордости. Она была такой же смуглой, как и ее мать, зеленоглазой, с хорошей фигурой. Но Гувер не отпускала мысль, что она похожа на кого-то еще, кого она очень хорошо знает, но никак не могла вспомнить.
— Конечно. — Улыбнулась Рэйчел.
— Так ты правда очень умная? — Переспросила Рене.
— А что?
— Поможешь мне сделать уроки?
— Рене!
— А что? Если она умная, то для нее это пара пустяков. — Загорелась Рене. — Ты не думай, я не прошу за меня делать, ты просто объясни. У нас тупая учительница…
— Началось. — Рэйчел закатила глаза. — Вечно у тебя учителя виноваты, а ты не при чем.
— А что делать, если так и есть! — Возмутилась девочка. — Пойдем… а как тебя зовут?
— Гувер.
— Что, так и звать? — Рене растерянно посмотрела на мать. — А имя как?
— Мерида. — Спохватилась Гувер.
— Пойдем… Мери, да?
Когда они оказались в комнате Рене, Гувер удивилась царящему там беспорядку. Девочка скинула мягкие игрушки и журналы на пол, освободив немного места на диване, и полезла в большую сумку.
— Мне задали нарисовать на вольную тему. Можно тебя?
— Меня? — Гувер удивилась. — Зачем?
— Я хочу сделать типа современную сказку. Ты можешь быть Рапунцель. Или Русалочкой. Или Афродитой Боттичелли. Как у тебя получились такие волосы? Мои не растут. — Рене огорченно потеребила куцый хвостик. — Хочешь посмотреть мои рисунки? Мисс Прайс меня ругает, говорит, это попса, а не искусство.
Она возмущенно фыркнула.
— Да эта мисс Прайс ничего не понимает. — Убежденно заключила Гувер, закончив рассматривать объемную папку с творениями юной художницы.
— Я же соображаю, что я не Дюрер. — Убежденно поддакнула Рене. — Да я и не хочу ничего такого. Я хочу рисовать иллюстрации к книжкам. А мисс Кросс говорит, что искусство не должно думать о деньгах и вообще стремиться к абсолюту. А я и не думаю, и не ленюсь… хотя ленюсь, а это легче. Но все равно же красиво!
Рене рисовала в комиксовой манере, яркой, эпатажной и стильной, но, к сожалению, действительно мало похожей на творения признанных классиков.
— А у меня будет своя Афродита. — Яростно сказала Рене. — Да. Рыжая. Восстающая из… Ты не бойся, позировать не надо, я только пару набросков сделаю. Возьму только общие черты, чтобы настроение передать. И спать ты будешь у меня, кровать большая. В гостиной есть диван, но сегодня придет дядя Джо.
— Кто? — Переспросила Гувер, предчувствуя нехорошее.
— Это с вашей базы, ты его, может, знаешь, он снайпер. Джозеф Дантон.
— А что у тебя с ногами? — Спросила Гувер, глядя, как Рене двигается по комнате, просто чтобы что-то спросить.
— А что, так видно? — Огорчилась девочка. — Я упала, сломала коленные чашечки, теперь ноги не гнутся как следует и болят иногда. И скрипят бывает.
— А мистер Дантон и твоя мама, они… — Начала Гувер, чувствуя, что ей не хватает воздуха.
— Нет. — Объяснила Рене, вытаскивая из-под кровати ящик с красками. — Он часто приходит, когда есть хочет или у него денег нет.
Она засмеялась.
— Он очень хороший, все время шутит. А мама любит папу.
— А где он? — Бестактно поинтересовалась Гувер.
— Я не знаю. — Рене беспечно пожала плечами. — Я его не видела никогда. Думаю, умер. Мама прячет его фотографию, но я однажды видела, даже нарисовала из любопытства. Сейчас я тебе покажу.
— Думаешь, стоит? — С сомнением спросила Гувер.
— Да ладно. Я же его не знаю, ничего такого. Он для меня совсем чужой. Да где же… выкидывать жалко старые рисунки, не найдешь ничего. А, вот.
Гувер взяла протянутый листок плотной бумаги, взглянула на изображенного на ней мужчину и только годы тренировок не позволили ее челюсти упасть на пол. Было не очень похоже, но суть Рене схватила верно, и Гувер поняла, почему ее лицо кажется ей знакомым. Потому что лицо ее отца есть в каждом учебнике базы, из тех, которые не положено не под каким видом показывать штатским, под грифом «Особо опасны» в разделе «терроризм мирового уровня» с подзаголовком «психопатия», прямо перед Гитлером, Муссолини и Пиночетом. Потребность в ноутбуке еще никогда не была такой острой.
В три часа ночи в спальном районе нечего делать на мотоцикле, поэтому Дантон оставил железного коня и решил пройтись пешком, заглядывая в окна чужих домов, где не держали оружия, где у каждого была своя территория и эфемерное право поступать так, как вздумается. Джо опять задолжал за квартиру и предпочитал сейчас не появляться дома, ночуя то на осточертевшей базе, то в отсеке у Татьяны, которая категорически не желала пускать Дантона в собственную квартиру, то в каком-нибудь баре, лежа на столе. Был еще и Доусон, но к нему Джо терпеть не мог заявляться без денег, как бедный родственник. Совести у агента может и не было, зато были спесь и гордость.